Глава 7

[equillibriumbook]

Пустота. Единственное, за что могу поручиться. Секунды свободного падения – канатоходец, получивший возможность научиться летать. Не было ощущения конца, но было то белое поле, где больше нет ориентиров, где можно выбрать любое из направлений и бесконечно по нему идти. Страх, жуть, ужас – все они для меня навсегда связаны именно с этим ощущением отсутствия каната под ногами. Отсутствия пути, отсутствия цели, отсутствия собственной воли, когда ты обязана подчиниться одному, потому что глубоко веришь в это, и другому, потому что должна. Лабиринт шахматных матчей, где каждый ход нужно рассмотреть с нескольких ракурсов, где играть приходится за несколько сторон одновременно, понимая, что для тебя все равно есть только одна правильная. Я и так все поняла, я и так все сделаю. Ему ли не знать.
Даже не так, «правильная» звучит, пожалуй, слишком формально. Единственная. Вот это то слово.
Я смутно помню тот день в том числе и потому, что теперь уже не могу отличить реальность от снов, а сны от иллюзий. Красное на белом. Говорят, что становится легче, если запугать подробностями собственных ночных кошмаров еще пару десятков людей, - скорее всего, облегчение происходит из тривиального эгоистичного злорадства. Ведь как же так, почему все должны быть такими счастливыми вокруг, когда у меня все плохо? Действительно.
Никогда. Это только мое.

Я смутно помню тот день. Все покрыто серой дымкой, какой-то калейдоскоп обрывков слов, смысл которых понимаешь только через много лет, поступков, таких четких, и ясных, и логичных, и, наверное, именно поэтому вызывающих почти неестественное чувство отторжения. Для того чтобы их принять, необходимо в первую очередь продумать каждую мелочь, но от одной только мысли об этом начинает неудержимо мутить.
...Белое поле, бесконечное, апокалиптически бесплотное, затягивающее своей идеальной простотой – ни единой морщинки, ни единого холмика, ни единой тени, кроме кроваво-красного плаща, полоскавшегося на ветру волной по потревоженному снегу. И светлые полоски на алом пятне – одни чуть тоньше, их больше, там, где заканчивается ткань, но красный цвет продолжает расползаться в стороны, растапливая белоснежную идеальность, другие совсем немного толще - две иссохшие костлявые руки с пергаментной кожей, и на таком фоне видно, что это совсем не бледность, что они на самом деле изжелта-серые… Скрюченные пальцы, оплетенные паутиной вспухших черных сосудов, тянущиеся вперед в последнем безнадежном жесте, протягивающие заливающийся темным фиолетовым светом камень, знакомые с детства, но сейчас вызывающие такой ужас, который приковывает к земле и крепко обнимает каждую косточку, не давая пошевелиться, не позволяя издать ни звука.
Иногда я думаю, эти триста лет пошли на пользу в первую очередь мне. Я вернулась. Не мог же Лорд Роуэлл действительно считать, что я и в прямь останусь здесь навсегда, спрячусь в укромном уголке и буду терпеливо ждать, пока не объявится некто, кто из чувства жалости совершит все необходимые действия дабы передать адамант дальше по списку.. Слишком поздно. Спасибо Кайлу, впрочем. Наверное, он действительно спас мне жизнь, ибо иначе я бы точно надела глупостей, кинувшись в водоворот с головой.
Я не помню глаз. Это какое-то извращенное милосердие высших сил, но глаз его я не помню.
Есть моменты, которые держат тебя на месте, воспоминания, которые, словно якорь, плотно впиваются в ил на дне памяти и не дают идти дальше. Как только ты начинаешь думать о том, что вот сейчас все закончится, как они, злые, промозглые и неуловимые, словно черная дымка, просачиваются в разум, как из какого-нибудь запертого сундука, и устраивают целое представление, да такое, что ты потом еще неделю ходишь и удивляешься, какие подробности, оказывается, можешь вспомнить…
И еще это ужасно несправедливо. Из всего того времени, проведенного с ним рядом, самым ярким из них даже через много лет осталось именно оно. Красное на белом. А ведь он когда-то олицетворял для меня весь мир. Вел, как ребенка за руку, через всю тьму и весь страх … куда? Главным было не место назначения, главным было это чувство незыблемой уверенности, что рядом с тобой всегда кто-то есть. Кто-то, кто поможет, подскажет, защитит.. Кто-то, кто всегда идет вперед. Кто-то, кто всегда знает.
Пустота. Единственное, за что могу поручиться. Секунды свободного падения – канатоходец, получивший возможность научиться летать. Не было ощущения конца, но было то белое поле, где больше нет ориентиров, где можно выбрать любое из направлений и бесконечно по нему идти. Страх, жуть, ужас – все они для меня навсегда связаны именно с этим ощущением отсутствия каната под ногами. Отсутствия пути, отсутствия цели, отсутствия собственной воли, когда ты обязана подчиниться одному, потому что глубоко веришь в это, и другому, потому что должна. Лабиринт шахматных матчей, где каждый ход нужно рассмотреть с нескольких ракурсов, где играть приходится за несколько сторон одновременно, понимая, что для тебя все равно есть только одна правильная. Я и так все поняла, я и так все сделаю. Ему ли не знать.
Даже не так, «правильная» звучит, пожалуй, слишком формально. Единственная. Вот это то слово.
Я смутно помню тот день в том числе и потому, что теперь уже не могу отличить реальность от снов, а сны от иллюзий. Красное на белом. Говорят, что становится легче, если запугать подробностями собственных ночных кошмаров еще пару десятков людей, - скорее всего, облегчение происходит из тривиального эгоистичного злорадства. Ведь как же так, почему все должны быть такими счастливыми вокруг, когда у меня все плохо? Действительно.
Никогда. Это только мое.


***
Довольно долго мы петляли среди свинцово-серых обшарпанных домов по скудно освещенным улицам, и Эдвиан с приличной скоростью вел машину, лихо заворачивая на поворотах и прыгая из ряда в ряд, чуть только впереди показывался первый признак образовывающейся пробки. Он явно торопился. Респектабельный неповоротливый внедорожник неожиданно оказался юрким, словно уж, и улетал в тени едва различимых проемов между постройками с таким изяществом, что изнутри создавалось ощущение, будто машина плыла по дороге. После промозглого ветра и всех нервов быстро уходившего дня, в комфортном тепле пахнущего кожей и сигаретами салона все сложнее становилось держать глаза открытыми. В свет фар впереди попадали опавшие листья, ровным ковром устилавшие дорогу и теперь вихрем вылетавшие из-под колес мчащегося джипа. Сквозь рожицу на запотевшем стекле не было видно ничего интересного – только серые коробки промокших насквозь зданий.
- Так куда мы едем? – тихо спросила я, подрисовала человечку пальцем зубы и волосы и разочарованно цокнула языком – бедняга злобно осклабился и стал похож на черта.
Эдвиан выбросил недокуренную сигарету в окно и засучил съехавший рукав свитера.
- Я еще не уверен, - задумчиво ответил он, в очередной раз пробежавшись пальцами по кнопкам радио. Безрезультатно – что-то в индустриальном районе, который мы проезжали, глушило почти все станции, на двух оставшихся волнах непрерывным потоком шли новости из Илинга и каждый раз, попадая на них, Кальдерон болезненно морщился. Судя по тому, что правой рукой он уверенно держал руль, «фиолетовая пакость» таки подействовала. Я положила ногу на ногу и разгладила складки на юбке, пытаясь найти хоть какое-нибудь занятие, чтобы отвлечься от неумолимо нагнетавшегося прерывающимся шипением приемника напряжения.
- А разве есть выбор? – ровно поинтересовалась я, глядя в собственные глаза, отражавшиеся в боковом стекле.
Он сразу понял, что я имею в виду.
- Выбор есть всегда…
Я сморщилась.
- … в данном случае, я думаю, испанский.
- Что?
- Ресторан. Испанский. Здесь недалеко.
- Ты шутишь.
- Ни разу, - он пожал плечами. – Очень неудобно думать о судьбах мира того, когда все мысли только о хорошей тортилье.
- И тебе это правда жизненно необходимо? Потому что у меня после всех этих кладбищ аппетит пропал надолго.
- Это даже несколько расстраивает, насколько необходимо, а ты гораздо более приятна в общении, когда вот-вот заснешь, так что просто поверь мне на слово. И кстати, кладбища? – тихим наигранно-загадочным голосом продолжил он. – Я думал, у тебя только одни похороны…
Черт.
- У меня есть кофе, - я перегнулась между сиденьями и извлекла из недр сумки металлический термос – когда-то мой, но уже давно перекочевавший к Аманде на постоянное место жительства. Как выяснилось, не зря.
- Что, серьезно? – оживился Эдвиан, сворачивая в очередной переулок за автосалоном французских малолитражек, пестрых, как конфеты. – И даже не отравленный?
- Эй, ты! – застряв между креслами, я толкнула его свободной рукой и раздраженно сдула с глаз челку. - Можешь сколько угодно насмехаться надо мной, но кофе трогать не смей! Это святое.
- Ладно, - через несколько минут отозвался он, передавая обратно термос. – Объясни мне логику, почему твой кофе имеет мятный привкус?
Кажется, каким-то непостижимым путем мы выехали таки из города – вокруг по обе стороны пустой одноколейки вставал лес мокрых черных стволов с остатками поникших желтых листьев, но сумерки забирали у них даже этот пожухлый цвет.
- О, этот термос пережил со мной период увлечения мятным чаем, так что …
- Мятным чаем, значит, - странным голосом произнес он и бросил взгляд в зеркало заднего вида. - Нет, еда едой, но без хорошего кофе я точно никуда дальше не поеду.
Я сощурилась.
- Эдвиан?
Он качнул головой, явно пребывая где-то далеко.
- Что-то случилось? Вернее, случилось что-то, о чем я не знаю?
- Нет, - спокойно ответил он, и переключил автомобиль на механическую коробку передач. – А что?
- Ты выглядишь нервно.
Салон осветил огонек тихо щелкнувшей зажигалки, волосы зашевелились от ветра, засвистевшего через приоткрытое окно.
- Ух ты, - мрачно прокомментировал Кальдерон из недр дымного облака.
- Нет, ты выглядишь так… очень неуютно нервно, как вегетарианец, насильно посаженный перед тарелкой мяса.
Мой спутник коротко хмыкнул и вздохнул.
- Я не очень люблю машины. Вернее, я к ним спокоен, но… это слишком просто.
Я понимающе кивнула.
- Не хватает ветра в лицо. Я знаю.
Джип остановился. Я оторвалась от разглядывания клубящихся серо-синих туч и встретилась с удивленным взглядом.
- Вот именно, - слегка удивленно произнес он, улыбаясь одними глазами.
Я изобразила неопределенный жест руками в ответ и снова посмотрела вперед.
Машина не двинулась с места.
- У меня что-то не так с прической? Ты скажешь или так и будешь продолжать на меня смотреть?
- А я не на тебя смотрю, - деревянным голосом проговорил Эдвиан, - я смотрю на него.
Его взгляд был действительно устремлен мимо меня, на что-то снаружи, за боковым стеклом. Я медленно повернула голову.
Между деревьев неторопливо пробиралась темная сгорбленная фигура. В тот момент, когда я различила ее среди стволов, она остановилась и подняла голову..
Пальцы впились в мягкие кожаные подлокотники. Джип рванулся с места, оставив на дороге следы жженых покрышек.

***
- Ваш кофе, сеньор, и тарелки для tapas, они у ансамбля, на том столе, - официантка с традиционной гребенкой в волосах и завитком на лбу добавила еще несколько слов по-испански, игриво подмигнула и отошла. Эдвиан моргнул и повернул голову ей вслед.
- Я ослышалась, - индифферентно поинтересовалась я, уставившись в свою чашку, - или она только что назвала тебя «милый сахарок»?
- Мне казалось, ты не говоришь по-испански, - подчеркнуто-вежливо отметил он, глотнув кофе и аккуратно поставив чашку на салфетку – блюдец здесь не полагалось.
Прошла пара секунд, прежде чем я поняла, что же так меня смутило. В тот же момент Эдвиан чуть нахмурил брови – видимо, тоже понял, что на этот раз промахнулся.
- И из-за кого же именно тебе так казалось? – спокойно поинтересовалась я, откинувшись на обитую тканью деревянную спинку дивана и чуть прищурившись наблюдая за тем, как Кальдерон с захватывающим интересом изучает собственные наручные часы. – Какая замечательная возможность для вас наконец поведать эту захватывающую историю о том, как вы отыскали мой дом, узнали, где я работаю и по пути выяснили, какие языки не входят в те восемь, на которых я могу свободно изъясняться.
- Узнаю этот тон, - с видом мученика поведал Эдвиан кому-то за окном, - поспорим, все опять закончится тем, что мне в вину поставят собственные наблюдательность, проницательность и гениальность?
Он повернулся ко мне.
- И тебе не надоело? - доверительно спросил он. - Нет, серьезно, когда меня периодически пытаются схватить за шиворот и тряхануть, как делают с яблоней, если лень лезть наверх, это, конечно, вносит некое разнообразие в мою жизнь, однако, право, несколько приедается.
- Ты даже не поверишь, насколько надоело за почти триста лет постоянно оглядываться через плечо, - ледяным тоном ответила я, не изменив позы, - так что еще несколько дней я смогу потерпеть, чтобы не было потом жестоко обидно за бесцельно прожитые годы.
- Боюсь, у тебя нет нескольких дней, - мягко заметил он, поднял чашку и еле заметно поморщился – салфетка прилипла к столу.
- Так что там с языками?
- Слушай, ну ведь так совсем не интересно, - протянул он, улыбаясь одними губами, - пусть она сама тебе все расскажет.
- Она?
В голове тут же, отталкивая друг друга, побежали тысячи мыслей.
- Упс, - равнодушно прокомментировал он, посмотрел на меня и вздохнул. – Слушай, успокойся. Серьезно, мы уже, кажется, выяснили, что в моих планах нет пункта «Убить ту, что выдает себя за Вайолет Эверхарт, но на самом деле ей не является, а потом расчленить тело на мелкие кусочки и развесить их на Рождество в Шервудском лесу»…..
- Очень смешно, - буркнула я в чашку с самым отвратительным кофе, из всех, что я пробовала в своей жизни.
- А я не смеюсь, - спокойно заметил он, легко пожав плечами. – Но мне правда очень хочется посмотреть на твое лицо, когда ты увидишь, кто такая эта загадочная мисс Икс. И поскольку это при неблагоприятном исходе может оказаться последним счастливым моментом за всю мою дальнейшую жизнь, уж потерпи буквально полтора часа. А вообще-то... – он внешне расслабленно огляделся по сторонам, тщательно изучив глазами каждого из десятка посетителей.
- Долго еще?
- Нет, минут десять для верности.
- Я тут вдруг подумала, - медленно проговорила я, водя пальцем по незатейливой вышивке на скатерти. – Мы ведь за насущными проблемами забыли самое главное. – Эдвиан мгновенно повернулся обратно. - Почему именно я?..
- Кого ты имеешь в виду? – помолчав, наконец, спросил он.
- Форвардина.
- Мерлина? – брови Эдвиана взлетели вверх, - Мы не знаем даже, жив ли он вообще.
- То же самое говорили и обо мне, - мягко заметила я.
Кальдерон нетерпеливо вздохнул.
- Позволь напомнить, что Мерлина Аластриона никто не видел в Катаре уже сотню лет. Я вырос на мифах об обладателе четвертого адаманта.
- Я прекрасно понимаю, о чем ты говоришь, - спокойно ответила я, - сама выросла на них же. Правда, это были не мифы – это были слухи. Вещь куда более реальная. Плюс, Адаманта в Красном никто за эти сто лет так же не видел, хотя при неблагополучном исходе должны были бы.
Эдвиан поджал губы.
- Нет, - решительно покачал он головой, - в прошлый раз его искали слишком долго, более тщательно, чем когда бы то ни было. Когда он был нужен. И если бы Аластрион хотел, он бы объявился. Однако про него до сих пор ничего не слышно и сейчас уже нам не до него.
Я подумала, что ослышалась.
- То есть как не до него? – воскликнула я, Эдвиан тут же взмахнул ладонью – говори тише, - По-моему, как раз до него! Был бы он здесь – это бы все решило! Собрался полный круг…
- Мерлин Аластрион – миф, - медленно отчеканил Эдвиан, глядя мне в глаза, - Ничего бы это не решило, потому что полный круг бы не собрался. Нам остается только смириться с тем, что в мире – обоих плоскостях, - более не существует человека, который бы волшебным образом решил все наши проблемы. Так что надо учиться разгребать все самим, при этом желательно не залезая в мифологию и ограничиваясь наиболее насущными делами, которых у нас и так сейчас более чем достаточно. И кстати о проблемах, ты что-то еще хочешь? – спросил он, изучая пышную официантку в национальном костюме, которая заливалась соловьем перед одним из артистов ансамбля – тот подкручивал колки гитары и периодически отрешенно кивал ей в ответ.
Что-то в его тоне заставило меня против воли оглядеться по сторонам.
- Пора?
- Пожалуй. Либо у меня начинается паранойя, - заметил он, нарочито громко попросил счет и, не дожидаясь чека, прижал купюру полу-заполненной пепельницей из красной обожженной глины, - либо пора менять место пребывания.
- Ну хоть есть ты не собирался, уже хорошо.
- В смысле?
- Хорошо для тебя, потому что я из чисто женского любопытства не удержалась бы от соблазна испробовать на живом материале трюк с солью, кофе и парой травок, которые всегда с собой, -я небрежно пожала плечами.
Спина в толстом свитере раздраженно фыркнула,
- Я ошибся, паранойя начинается не у меня.
- Чарли, - окликнула я его – мы проходили по узкому коридору к двери, и догнать Кальдерона было невозможно. Услышав имя, тот замешкался на мгновение, остановился в темноте у входной двери. Я оказалась так близко, что могла услышать его дыхание, почувствовать смешавшийся с запахом сигарет одеколон – дождь, мускус, черный перец… и еще что-то, очень знакомое, но все никак не удавалось вспомнить что.
Его лицо осталось абсолютно бесстрастным, но потемневшие глаза едва заметно сощурились, внимательно изучая сверху вниз мое лицо.
- Я не хочу тебе верить, - тихо начала я, задрав голову, чтобы видеть его лицо – только в тот момент я поняла, насколько Кальдерон выше меня. – Это не очень справедливо, потому что возможно – возможно! – у тебя действительно нет в планах этого Шервудского леса… - уголок губ еле заметно дрогнул, но лицо осталось серьезным, - но я не хочу полностью доверить жизнь человеку, которого не знаю. Я всегда отвечала сама за себя, а теперь… - я резко вздохнула и опустила голову, но тут же вскинула снова, - Помимо разрыва всяких личных привязанностей, собственной независимости и спокойствия, хуже всего чувствовать себя слепцом, которого ведут за руку по оживленной трассе против движения. И мне это совсем не нравится, - за углом коридора, в главном зале грянула музыка, но я наоборот понизила тон. - Я не хочу тебе верить, но у меня нет выбора. Когда я увижу Клир с Гремячьей горки, то тогда признаю, что была не права. До этого момента ты делаешь то, что считаешь нужным, я … скажем, следую твоим советам.
- Допустим, - прищурившись, медленно проговорил он. – Значит ли это, что теперь я могу спокойно повернуться к тебе спиной?
- Это значит, что я оставляю за собой право выпрыгнуть из машины. В любой момент.
Некоторое время он просто смотрел на меня, ни говоря ни слова. А потом что-то изменилось в его лице.
- Договорились, - усмехнулся Эдвиан и молча распахнул дверь. Ледяной ветер швырнул в лицо из темноты горсть мелких ледяных снежинок, сверкнувших в желтом свете фонаря, Кальдерон бросил на меня странный взгляд, развернулся и шагнул вперед в ночь. Я помедлила мгновение, но потом поплотнее запахнула пальто и, вздохнув, последовала за ним.

***
- Еще несколько лет назад этот лес был чистым.
То, что было так респектабельно названо рестораном, на самом деле оказалось древним одноэтажным сараем с полуразрушенной деревянной лестницей на чердак, приставленной к стене. Сторону, выходившую на дорогу, хозяева предусмотрительно оштукатурили и даже снабдили мигающей в ночи вывеской с красно-желтым флагом, но задняя стенка оставляла на пальцах красные следы осыпающейся кирпичной кладки, а чтобы обойти здание, необходимо было пробраться через завалы покрытых замерзшим мхом подгнивших досок, шифера и даже останки ржавого грузовика. Так что не удивительно, что Эдвиан, прежде чем забраться в узкую щель между стеной и дубом, помедлил и, чуть поморщившись, тщательно застегнул пальто.
- Так значит, Илинг тебя не удивляет?
Я присела на край трухлявой деревянной ступеньки и поежилась – после сытной духоты помещения ледяной ночной воздух приятно освежал, но ветер уже начинал пробирать сквозь куртку. Вместо того, чтобы направиться к машине, мы обошли домик сзади и теперь отсюда открывался прекрасный вид на сногсшибательный пейзаж дверей ресторана и стоянку, где под самым фонарем стоял знакомый внедорожник песочного цвета. Хозяин автомобиля, оскальзываясь на опавших желудях, которых было чуть ли не больше, чем листьев, пробрался сквозь наваленные вокруг доски, кирпичи и другой строительный мусор и заглянул за угол.
- Илинг – это другое. Точечная спланированная акция, способ привлечь внимание. А этому персонажу не нужна дешевая слава. От этого и жутко – я сомневаюсь, что он там один. Тебе еще долго?
- Нет, не очень, - он оттолкнулся от стены и повернулся ко мне, отряхивая руки. – Это хорошо, что ты упомянула замок, я сам все думал, как привлечь внимание.
Я кивнула и сложила руки на груди – сидеть на одном месте становилось все холоднее.
- Долго он за нами …?
- Да почти от самого города, - он оторвался от захватывающего зрелища практически пустой парковки, освещенной единственным желтым фонарем, и повернулся ко мне. - До точки невозвращения отсюда несколько десятков километров, я не хочу приводить за собой орду нечисти слишком близко к... - он замолчал.
- К ..?!
- Смирение, - Эдвиан тонко улыбнулся, - самая полезная из всех добродетелей. Мы, кажется, договорились, нет?
- Твои друзья кажется задерживаются, - поджав губы, язвительно отозвалась я.
-Да нет, - он повернул голову в сторону стоянки, улыбка исчезла молниеносно, как будто ее и не было секунду назад, - вы даже не представляете, мисс Эверхарт, насколько они пунктуальны, - с этими словами он постучал носком ботинка по куску фальцевой кровли. Следующие пару минут я наблюдала поразительную картину, как магистр Ордена собственными руками разгребает обломки черепицы, доски, старую оконную раму с потрескавшейся краской и тому подобный хлам, расчищая себе парадный выход. Одно плохо – все было сделано очень быстро и практически бесшумно.
Эдвиан выпрямился и смахнул упавшую на глаза челку.
- Если махну рукой – беги, - сообщил он мне, бросил безнадежно испорченные перчатки на землю и шагнул за угол, на освещенную площадку.
Я молча посмотрела ему вслед – шаги стихли через несколько секунд, и вновь стало абсолютно тихо, только скрипели мокрые черные деревья за спиной. Потом опустила глаза на расчищенный проход. На порванные кожаные перчатки на земле. На круг желтого света от фонаря, в котором бешено носились ледяные снежинки, мелкими подтаявшими кристаллами сверкавшие на черном пальто высокого светловолосого мужчины.
На дороге мелькнули фары проехавшего мимо автобуса, и в ту же секунду дверь распахнулась, выпуская гул голосов, еле слышные переливы гитары… Эдвиан поднял руку, на ладони вспыхнул ослепляющим голубым светом шар, по сравнению с которым фонарь показался жалкой свечкой. И в то же мгновение сзади потянуло жуткой вонью. Такой, которую по эту сторону не могло создать ничто, кроме… Путешественника. Вот тут я поняла, что имел в виду Эдвиан под пунктуальностью – придумать время лучше было бы сложно.
Я знала, что назад отступать нельзя ни в коем случае. Я так же знала, что могу одним взмахом руки обратить его в пепел. Но в тот момент что-то заставило остановиться – то ли осознание, что Путешественники, как правило, существа безобидные и вряд ли могут вызвать что-то серьезнее обморока, если слишком приблизиться к ним, то ли вспышка за спиной. Эдвиан очевидно мог за себя постоять и, тем не менее, не зная, что происходит на стоянке – а оттуда по-прежнему не доносилось ни звука, только всполох света - лучше было бы сейчас хотя бы видеть ее. Но я стояла спиной, и тому была причина. В ярко-красной вспышке было четко видно, как существо прямо передо мной подняло руки и сложило их за головой.
Однако через мгновение свет погас, и вокруг стало еще темнее – первый звук, долетевший с парковки, был звоном разбившегося фонаря.
- Уходи, - прошипело из темноты нечто. Я, наоборот, замерла. При всем желании я не могла разглядеть его, я не могла даже зажечь огонь. Эдвиан явно был сейчас не один, и мы оба понимали - худшее, что могло случиться, это если бы они, с кем бы он сейчас ни общался, увидели меня с официальным представителем магистрата. Более наглядным мог бы стать только звон колоколов Клира. Я оказалась запасной картой, и Кальдерон явно не намерен был жертвовать таким преимуществом даже из-за «орды нечисти».
- Кто тебя прислал?
Это был самый гениальный вопрос, который только можно было задать. Тот, кто сумел отправить его ко мне из Катара в конкретный момент времени с конкретным заданием, явно позаботился о том, чтобы такая информация была надежно скрыта.
- Уходи, - повторило оно. Запах, однако, не усилился – существо не приблизилось ни на сантиметр. – Орден. Возвращайся. Обратно. В Катар.
Сердце рухнуло в пятки. Первая мысль была о том, что что-то случилось в Клире. Вторая – что-то случилось с Клиром. Принимая во внимание вестника, явно к замку не имевшего никакого отношения – хотя теперь уже и это было неясно – не знаю, какая из них была хуже.
- Но почему? Подожди…
Можно было попробовать. Один раз уже сработало.
- Что сказал Мастер? – спросила я на катарике самым тихим шепотом, на который была способна.
- Мастер сказал «Пусть уходит обратно в Катар, пусть вернется в Орден, - без запинки выдал голос, похожий на змеиное шипение, - сейчас же. Пусть уводят всех, кого могут. Внизу больше нечего делать».
Пусть вернется в Орден. Значит, он, по крайней мере, еще существует.
Стоп.
За столом всегда должно быть Четверо.
Только этого не хватало...
Я не могла видеть, махнул он мне рукой или нет. И я забыла отпустить Путешественника. Но одно я знала точно – светомузыка сзади стала слишком навязчивой.
В неестественной тишине мотор взревел слишком громко. В ослепительно-белом коридоре фар сверкнули осколки разбитого плафона фонаря. Послышались быстрые шаги – в освещенном поле мелькнули светлые волосы на темном фоне, а за ним – черная фигура. Одна. Вторая. Третья…
Следующим, что я увидела, был Эдвиан, окруженный девятью высокими тенями. Увидела потому, что с внешней стороны круга вспыхнула тонкая полоса высокого яркого пламени – мгновенно, как будто чиркнули спичкой. И все действующие лица оказались заперты внутри.
Неожиданно повисла пауза. Казалось, что время остановилось. Я не могла оторваться от зрелища за стеклом – черный хоровод фигур, скрытых пламенем, и стремящиеся к нему со всех сторон все новые и новые тени. Слева блеснула гребенка, усыпанная искусственными стразами.

А потом я ослепла. Через мгновение все вокруг накрыла волна грохота, окончательно лишившая пространственной ориентации. В центре круга кто-то соорудил взрыв такой мощности, что вместо ресторанчика в воздухе остались его очертания, спустя секунду осыпавшиеся на землю горстками золы. Впрочем, внутри все равно уже никого не было.
В ватной темноте машину сильно тряхнуло, корпус мгновенно нагрелся, но стало, наоборот, очень холодно – в разбитые окна изо всех сил задувал ветер. Тем не менее, кажется, все вокруг осталось на своем месте, даже ржавый остов грузовика. Я закрыла глаза и откинулась на спинку сиденья. Сердце стучало где-то в горле, вокруг плясали бельма, из-за которых разглядеть что-либо было невозможно, в ушах звенело.
- Все хорошо?
Ему пришлось спросить дважды, прежде чем я ответила.
- И ты меня об этом спрашиваешь?
- Да, ибо последние пять минут ты изображаешь мертвое тело на моем переднем сиденье.
Я уставилась на приборную панель – только так краем глаза можно было видеть Кальдерона. Тот крепко держал руль обеими руками и не обращал на ветер никакого внимания, как и на истерический вой датчика бензина.
- Можно я спрошу очень неприличную вещь сейчас?
Эдвиан как-то неопределенно пожал плечами.
- Почему ты жив?
- А тебя это, судя по тону, сильно расстраивает, - заметил он.
- Это просто поразительная регенерация, - я аккуратно потыкала пальцем в его плечо – вполне себе живое и целое,только на скуле наливался иссиня-черный кровоподтек. - Те миллиметровые кусочки, на которые только что разорвало их хозяина, сумели за секунду собрать его обратно и при этом не перепутаться. Нет, серьезно, теперь я понимаю, каково было Джону Коннору, когда за ним гонялся почти неуязвимый Т1000.
- Вы меня сильно оскорбили сейчас, - скромно ответил он, - Т1000, при всем уважении, даже рядом не стоял. У тебя где-то был мятный кофе? Я, в конце концов, только что стер в порошок дюжину вампиров.
- Вампиры-таки?
- В большинстве своем, - он продолжал смотреть вперед, как будто ничего не произошло, только глаза внимательно отмечали каждое проносившееся мимо дерево.
- И что теперь? Стоило оно того?
- Теперь? Теперь нужно как можно скорее добраться до побережья. И да, думаю, стоило. У нас есть маленький шаг в запасе.
Бывают в жизни такие минуты, когда разумом ты понимаешь, сколько еще нужно спросить, но вот только спрашивать почему-то не хочется. Когда белые пятна окончательно исчезли из окружающего мира, я пошевелила пальцами и восстановила разлетевшееся на мелкие осколки окно.
Через двадцать минут справа мелькнул указатель «Норвич – 23 мили», и сразу после него Кальдерон свернул на восток. Прошло еще около часа, прежде чем на пути опять попался хоть какой-то населенный пункт. Белтон, маленький и довольно однообразный городок, одинаковые дома которого особенно уныло выглядели в темноте, наверное при дневном свете был не так уж плох – не зря же каждая вторая улица здесь называлась садом. Я уже давно перестала понимать, где нахожусь, однако на развилке Эдвиан, ни секунды не сомневаясь, свернул в сторону некоего Карианнорума. Что это такое, я не знаю до сих пор, потому что тогда его и не увидела – справа вновь потянулись аккуратно разделенные клетки полей, а слева берез неожиданно исчез – угадать, что там река, можно было только по шуму воды и отсутствию мелькающих теней деревьев.
Машина свернула на ухабистую проселочную дорогу, на которой пришлось сильно снизить скорость, однако тащиться предстояло совсем недолго – буквально через несколько сот метров Эдвиан завел джип в кипу деревьев и заглушил мотор.
- Приехали, - сообщил он, не глядя на меня, и вышел из машины.
Я глубоко вздохнула и распахнула дверь. Под ногами хрустнул гравий. Вокруг стояла полная темнота, луна, иногда выглядывая из-за туч, тускло освещала ближайшие кусты и кое-где заметную между ветками каменную ограду. В воздухе ощущался еле слышный запах моря. Где-то высоко пару раз каркнули потревоженные нами вороны, и все опять стихло.
Эдвиан забрал свое пальто с заднего сиденья и запер автомобиль. В желтой вспышке фар было видно его напряженное выражение лица.
- И чего стоим? – обратился он ко мне, изо рта вырывались облачка пара.
В ответ я только неопределенно поморщилась.
- Ясно, - буркнул он, быстро прошагал мимо и растворился в темноте между деревьями.
Ковка калитки была настолько изящной, что страшно было даже касаться тонких прутиков, кое-где покрывшихся мхом – казалось, что даже от легкого нажатия она рассыплется прямо у меня в руках. Дверца жалобно скрипнула, закрываясь, и узор на секунду зарябил в глазах, но потом снова встал на место. Кто-то хорошо постарался, чтобы сделать эту хлипкую преграду абсолютно неприступной для чужаков. Это хорошо, однако теперь этот кто-то наверняка знает, кто зашел на его территорию.
Я сделала два шага вперед по тропинке – и в темноте неожиданно вспыхнули тысячи мелких желтых огоньков. Спрятанные в толстом слое упавшей листвы, каждый горел не ярче спички, но все вместе они давали достаточно света, чтобы разглядеть удаляющуюся спину Кальдерона в десятке шагов впереди. Однако дорожка петляла как пьяная, а густой высокий кустарник по обочинам не давал разглядеть финального пункта назначения.
Впрочем, гадать пришлось недолго. Обогнув клумбу с папоротником, аккуратно подпаленным по краям, я обнаружила себя прямо перед ведущей к главному входу лестнице.
- О, Претти здесь! – оживился Эдвиан.
- Она сама себе такое имя придумала? – ядовито поинтересовалась я себе под нос, покосившись на малиновый роллс-ройс, невероятным образом припаркованный прямо у крыльца.
- Это он, - хмыкнул Эдвиан. Черное пятно метнулось через тропинку прямо под ногами и взлетело на осыпающийся бетонный столбик. Проходя мимо, он улыбнулся и почесал кошку за ухом.
Я замерла на месте.
- Ты куда меня вообще привез?!
- Познакомишься с ним – сама все поймешь, - резонно заметил он, обернувшись.
Но я не имела в виду отдельных представителей мировой магической элиты. Я, неприлично задрав голову, разглядывала дом, который был выбран для всеобщего сбора – первого Совета за последние 400 лет.
Посреди огромных земельных владений стояло нечто, больше всего напоминавшее призрак, если трактовать его как видение давних воспоминаний. От этого дома захватывало дух… лет сорок назад по местным меркам как минимум. Высокие, огромные окна с частым переплетом были отделаны изразцами с восточным оттенком, однако краска на рамах облетела, а многие плитки оказались сколоты по углам. Хмель, густо оплетавший все три этажа и даже в такой холод отдававший характерным горьким запахом, взобрался уже на крышу, однако ему не удавалось скрыть пузырящиеся потеки и покосившийся водосток. Деревья, раньше наверняка аккуратно подстригавшиеся, теперь выросли и подступили к дому почти вплотную, так что в их буйно разросшихся ветках невозможно было разглядеть полный масштаб постройки. Завершающим штрихом стал венчающий двускатную мансарду флюгер, изначально принятый мной за голубя, однако на деле оказавшийся артмурским геральдическим вайверном с отсутствующим всполохом пламени и сильно погнутым крылом.
Перед крыльцом Эдвиан остановился и дождался меня. Я с некоторой опаской вступила под навес, покосившись на надпись, выбитую на дверном косяке. То, что издали выглядело как изысканный растительный орнамент, на самом деле являлось искусно перевитой цветами вязью высокой катарики, непереводимую игру слов которой можно было с равным успехом интерпретировать и как «Добро пожаловать», и как «Оставь надежду, всяк сюда входящий».
- Восхищенные вздохи выразишь потом, - хмуро отрезал Кальдерон. Он выглядел так, как будто что-то очень неприятное только что пришло ему в голову. – Скажите мне, Харриэт, вы уверены, что не находили кольцо?
Я невидящим взглядом уставилась на свечку у входа – огонек отчаянно трепетал на ветру, но не гас. Неужели пришло время? Или нет? Если они будут знать, тогда все сразу встанет на свои места, не придется больше бегать и притворяться. Наконец-то я опять буду в центре событий, получу всю картину из первых рук… Я в тот момент пережила один из самых больших соблазнов в моей жизни, наверное. Вот только что бы не говорил Эдвиан, я была почти уверена, что не знаю никого из тех, кто сейчас был в доме. А значит, не могу себе даже представить, что они могут сделать, как только выйдут отсюда. Если выйдут. В общем..
- Нет, магистр Кальдерон, я очень сожалею, но не могу ничем помочь, - думаю, лицо сказало все лучше слов.
- Я так и думал, - кивнув, холодно отозвался он. – Впрочем, не уверен, что это плохо – в конце концов, значит, у нас еще есть надежда. Прошу, - Эдвиан протянул руку и распахнул дверь.
Я сжала зубы и, с трудом удержавшись от того, чтобы закрыть глаза, шагнула через порог в темноту.
Темнота пахла капустой и свечным воском. В первые секунды бросало в дрожь – никогда не знаешь, насколько ты замерз, пока не попадаешь в тепло. В доме было непривычно тихо такой умиротворенной тишиной давно оставленного старого хозяйского поместья, где живут только верные давно умершим хозяевам смотрители. Тишина была… древней. В затхлом воздухе коридора это чувствовалось особенно. Мозг первое время отказывался воспринимать все происходящее – слишком уж оно контастировало с тем, что творилось за пределами.
Впрочем, может, у меня просто выдался не слишком удачный день.
- Харриет, - нетерпеливо позвал знакомый голос, - позвольте вашу куртку.
Я с трудом очнулась – Эдвиан стоял, распахнув высокий громоздкий гардероб. Когда я обернулась, его глаза вдруг вспыхнули.
- Думаю, правильным будет в начале вас всем представить, - ровным голосом продолжил Кальдерон как ни в чем не бывало, теребя ворот свитера, - как думаете?
Я растерялась, но тут взгляд зацепился за его руки, я машинально провела рукой по собственной шее … и с трудом подавила желание схватиться за голову. Конечно.
Эдвиан едва заметно вздохнул, захлопнул створки шкафа чуть тише, чем следовало, и прошел мимо меня в другой конец коридора, откуда доносились голоса и почему-то слишком громкий треск поленьев в камине. От волнения не попав ни с первого, ни со второго раза, я, наконец, сунула цепочку с кольцом в карман и медленно направилась следом.
И все же дом был гениален. Прямо перед входом на трюмо было установлено гигантское зеркало.
- Эдвиан! Что так долго? Невилл чуть не сломал свой любимый жертвенный ножик, пока мы искали пятую жертву.
Звонкий женский голос заставил подпрыгнуть от неожиданности. Я судорожно обернулась, искренне надеясь, что на фоне тускло освещенного зала лица не будет видно. Кальдерон каким-то образом опять оказался впереди меня и девушка, вынырнувшая из темноты, чуть на него не налетела.
- Ой, - отреагировала она и без особых церемоний сунула ему в руки два разномастных хрустальных стакана, - кто же был так раз тебя видеть? Впрочем, не говори, я совсем не хочу этого знать, честное слово. Твой круг общения меня совсем не привлекает, хотя там есть пара жутковатых личностей, с которыми, думаю, было бы интересно погулять в полнолуние, я права?... – она хихикнула, держа Кальдерона двумя пальцами за подбородок и пытаясь что-то разглядеть при почти нулевом освещении. Хотя ей это, похоже, не сильно мешало, поскольку голос оставался все таким же безмятежным.
- … в любом случае, дай-ка я все поправлю, а ты никому не говори, окей? А то Канмор будет опять вопить на тему растрачивания способностей на кого попало. Ты же знаешь, - без тени вины в голосе заявила девушка, - он тебя не сильно любит. Я пыталась ему говорить, что если бы у таланта был срок годности, то уж некоторые бы давно его использовали до капли, но он же никого никогда не слушает!
- Летти, - протянул Эдвиан, в голосе слышалась улыбка.
- Цыц, - перебила Летти, осторожно ощупывая его скулу, - ты мешаешь. Ты же у нас всегда слушаешь, говорить не любишь, так что ради поддержания имиджа придется потерпеть, - она еще раз повернула его голову, очевидно, оглядывая проделанную работу, и, удовлетворенно хмыкнув, забрала обратно стаканы. – Вот теперь я молодец! Ты можешь идти.
- Спасибо, - хмыкнув, отозвался он. Голос неугомонного создания по имени Летти слышался уже откуда-то из глубины гостиной:
- Господа, смотрите, кто к нам, наконец, пожаловал! Сам магистр Кальдерон! Невилл, можешь убирать ножик…
Эдвиан, едва заметно улыбаясь, шагнул вперед. Разговоры в комнате разом стали громче, через арку я видела, как он кивнул нескольким незнакомым мне личностям – людьми я боюсь их называть, дабы ненароком не оскорбить, - и оглянулся на меня, не двинувшуюся с места.
И вот с этого момента пути назад уже, конечно, не было.
Несколько секунд я смотрела ему в глаза. А потом вскинула голову и, набрав побольше воздуха, вошла в комнату.
Голоса один за другим стихли. В гробовой тишине прозвучал твердый голос Кальдерона:
- Господа, позвольте представить вам Харриет Сарсгаард Ван Левин, новую главу Евразийского надзора.