The Equilibrium. Глава 1

[equillibriumbook]

- Во имя неба, Линда, почему? Как они выглядели?
- К-то? – всхлипнули на другом конце. – Полицейские?
- Нет, конечно! Нападавшие!
И тут Линда описала мне преступников.
- Так. – сказала я. – Слушай меня сейчас очень внимательно. Слушаешь?
Динамик промолчал, что означало, что Линда кивает головой.
- Сейчас ты садишься на автобус, - максимально спокойным и уверенным голосом продолжила я. Предложить ей в таком состоянии сесть в машину означало бы признать себя сторонницей преждевременной эвтаназии. Идти же пешком… Что ж, возможно, этого сейчас делать действительно не следовало. – Номер 24. Он останавливается прямо у твоего дома. Дальше все очень просто. Ты заходишь внутрь, запираешься на все замки, - что наверняка бессмысленно, но ей об этом лучше было не знать, - и ждешь меня.
- Твой план гениален, Вайолет, – в ее голосе послышались истерические нотки, но всхлипы прекратились. – Не стоит считать меня дурой только потому, что сейчас я стою на улице с промокшей пятикилограммовой коробкой стирального порошка в руке и потекшей косметикой.
- Я вовсе не считаю тебя…
- В доме горит свет. – Перебила она меня ледяным тоном. – И, предваряя твой вопрос, нет, никто не мог вернуться раньше. Потому что, и тебе прекрасно это известно, я живу одна и ключи есть только у меня.

Да, похоже, все оказалось еще хуже, чем вообще можно было представить. А как все прекрасно начиналось?.. Потрясающий проект, выдающиеся люди, огромные спонсорские затраты, в конце концов, выражавшиеся лишь в этикетках на бутылках.. Я устало прислонилась плечом к одной из декоративных гипсовых колонн, рассеянно помешивая шпажкой от канапе в бокале с шампанским. Нарушение художественного порядка расположения закусок на подносах все равно не имело никакого значения – часы показывали восемь сорок пять, а значит, ровно через пятнадцать минут выхолощенные официанты в белоснежных перчатках понесут эти псевдо-людовиковские посудины через толпу, и преступление главного распорядителя останется незамеченным.
Пока же зал был удивительно пуст. Рабочие, изображавшие старательную работу все эти три недели, с утра забрали с собой последнюю деревянную стремянку, благодаря которым большинство сотрудников заведения ходили с перебинтованными конечностями и пластырями в самых неожиданных местах. Но, очевидно, все равно было слишком поздно, ведь наши интеллектуалы всегда найдут способ проявить себя наиболее выдающимся образом в наиболее подходящее для этого время. Например, попытаться забраться на грубо сколоченную деревянную лестницу в бесконечно узком обтягивающем платье и на каблуках. Результатом сей эскапады стал оглушительный грохот падающей на мраморный пол мебели и полный боли вопль восседавшей на ней в тот самый злополучный момент Ивонн Заудермайер, возвещавший о разрыве голеностопных связок. Правда, я, вынуждена признаться, поступила совсем неблаговидно – вместо того, чтобы пытаться помочь, как все остальные, безусловно, жестоко страдавшей матроне, я замерев, заворожено наблюдала за змеившейся по оконному стеклу, по замыслу архитектора, представлявшему собой и внешнюю стену зала, трещиной, которая с издевательским упорством пробивала себе путь, подобно великой американской реке, от верхнего угла стекла к противоположному ему нижнему.
В качестве приятного дополнения вскоре выяснилось, что та мельчайшая стеклянная пыль, от которой всем миром пытались очистить мадам Заудермайер, на самом деле еще несколько минут назад была выставленной на полу первой партией хрустальных бокалов для спонсорского шампанского, заказанной за несколько месяцев до того по причине чересчур специфического внешнего вида. Что ж, теперь было достоверно научно доказано – картонные коробки, с каждой стороны по нескольку раз уведомлявшие о чрезвычайной хрупкости собственного содержимого, действительно не способны выдержать лобовое столкновение с сосновой стремянкой, а уж тем более с высокочтимой Ивонн Заудермайер.
Так что всем главным действующим лицам пришлось в спешке разучивать чужие роли. Главный организатор всего грядущего действа, успевший, правда, высказать все, что он об этом думает, был отправлен в места, весьма отдаленные от Лувра или галереи Тейта на карете Скорой Помощи. Я же, переборов минутное желание повеситься на шикарном серебряном канделябре, украшенном ослепительно сверкавшими даже при дневном свете произведениями знаменитой швейцарской фирмы, слегка дрожащими руками завела машину и рванула через весь город в единственное место, где еще могли спасти и Дюрера, и Меня. Часы на Башне показывали десять пятнадцать.
После такого оптимистического начала было бы слишком наивно полагать, что остаток дня прошел бы в счастливом ожидании грандиозного открытия. И все же… Ну неужели водитель автобуса с обслуживающим персоналом не мог вести вверенное ему средство передвижения несколько более внимательно, учитывая ливень на улице, и поэтому не пробивая раритетные ограждения моста и не падая в него в Реку?! И почему ночной взрыв бытового газа должен был случиться именно в том ресторане, где были заказано большинство аперитивов?! Казалось, что кто-то из Древних сильно утрировал, рассказывая сказочку на ночь одному из своих бесчисленных детей…
Стоя в пробке на обратной дороге и выключив от греха подальше часы на приборной панели, я, чувствуя, как внутри все сжимается в маленький нервный комок, рисовала пальцем в углу запотевавшего лобового стекла. Дождь лил настолько сильный, что, выключив дворники, можно было ощутить себя в своеобразном каменном колпаке. Каждый из нас, занимающихся подобной деятельностью, перед Мероприятием регулярно и в самых мельчайших подробностях продумывает все те ужасы, которые могут случиться на открытии. Но если не режущие ножницы или отсутствие некоторых почетных гостей может расцениваться лишь как неприятные мелочи, то я в тот день определенно пересекла нижнюю грань воображаемой шкалы
Резкий гудок стоявшего рядом автобуса разорвал скопившуюся тяжелую тишину, и только тогда до меня дошло, что в сумке, едва слышный в шуме воды, уже с минуту названивал телефон. На дисплее горела надпись: «Линда»
Сначала в трубке ничего не было слышно, и я уже решила, что это небывалый ливень вызвал помехи на линии, но через несколько секунд выяснилось, что всхлипы, вздохи и тихий жалобный вой имели вполне натуральное происхождение.
- Ви…. – рыдал динамик. – Я … я не знаю, что мне де-делаать…
Я обреченно оперлась о руль обеими руками, но так и замерла в этой позе.
- На меня напали, Ви-и! Мне страшно… - послышалось из динамика.
- Что?! Погоди, – я судорожно попыталась собраться с мыслями. - Где? Когда?
- В су-упермаркете, сегодня утром, часов в десять, наверное.
- Ты позвонила в полицию?
- Нет, Ви. – голос Линды стал странно неуверенным, как будто она с удивлением слушала сама себя. – Они бы сочли меня за параноика.
Я чуть не взвыла. Линда всегда была чрезвычайно заботлива относительно душевного спокойствия окружающих.
- Во имя неба, Линда, почему? Как они выглядели?
- К-то? – всхлипнули на другом конце. – Полицейские?
- Нет, конечно! Нападавшие!
И тут Линда описала мне преступников.
- Так. – сказала я. – Слушай меня сейчас очень внимательно. Слушаешь?
Динамик промолчал, что означало, что Линда кивает головой.
- Сейчас ты садишься на автобус, - максимально спокойным и уверенным голосом продолжила я. Предложить ей в таком состоянии сесть в машину означало бы признать себя сторонницей преждевременной эвтаназии. Идти же пешком… Что ж, возможно, этого сейчас делать действительно не следовало. – Номер 24. Он останавливается прямо у твоего дома. Дальше все очень просто. Ты заходишь внутрь, запираешься на все замки, - что наверняка бессмысленно, но ей об этом лучше было не знать, - и ждешь меня.
- Твой план гениален, Вайолет, – в ее голосе послышались истерические нотки, но всхлипы прекратились. – Не стоит считать меня дурой только потому, что сейчас я стою на улице с промокшей пятикилограммовой коробкой стирального порошка в руке и потекшей косметикой.
- Я вовсе не считаю тебя…
- В доме горит свет. – Перебила она меня ледяным тоном. – И, предваряя твой вопрос, нет, никто не мог вернуться раньше. Потому что, и тебе прекрасно это известно, я живу одна и ключи есть только у меня.
И тут я отчетливо ощутила, как внутри что-то оборвалось. Мозаика неумолимо собиралась в чрезвычайно неприятную картинку.
- Я это прекрасно знаю, Линда, ты права. Поэтому вообще-то собиралась поинтересоваться, все ли с тобой в порядке. – Этот момент я действительно как-то упустила из виду, хотя по всем правилам мыльных опер об этом нужно поинтересоваться в первую очередь.
В трубке промолчали.
- Так вот, - продолжала я, - если ты еще готова меня слушать… - тут пришлось прерваться, потому что впереди зажегся смутно видневшийся сквозь пелену дождя зеленый свет, и стоявшие позади машины возмущенно загудели. Но моя собеседница восприняла вынужденную паузу по своему.
- Готова, - хмуро пробурчали из динамика.
- Замечательно, - озабоченно нахмурилась я, пытаясь вписаться в поворот и никого не убить с учетом практически нулевой видимости. – Тогда сейчас ты спускаешься в метро, едешь до Площади и ищешь трехэтажное желтое здание со стеклянными витринами на первом этаже.
- Мне придется ехать к тебе? – мне показалось, или в ее голосе на мгновение действительно промелькнула тщательно скрываемая нотка разочарованности? – Но я могу не успеть…
- Не бойся, дорогая, – я покачала головой, зная, что Линда не могла этого видеть. – Сегодня все мы пробудем там до утра. Только пожалуйста, оставь стиральный порошок под дверью.
С этими словами я выключила телефон и тяжело вздохнула. Вечер обещал быть долгим и чрезвычайно насыщенным. Слегка потекшая злобная тварь на стекле с одним горящим зеленым глазом нахально ухмылялась в ответ. Но апогей наступил, когда на очередном повороте моя машинка чихнула, дернулась и заглохла.
Когда я, ругаясь и отплевываясь, влетела в здание, и, оставляя за собой маленькие лужицы, проследовала в кабинет, на улице начинало темнеть. Часы на Башне миновали половину своего дневного пути и торжественно демонстрировали без пяти семь вечера. Очевидно, услышав хлопнувшую дверь, на встречу вылетела Алиса Редлинг, ассистентка Ивонн Заудермайер, с кипой канцелярии в руках. Стоило увидеть ее заплаканные глаза, и я чуть не застонала.
- Дай угадаю – взмахом руки остановила я ее. – Мисс Ивонн отказалась появляться на публике в гипсе?
- Она велела передать вам все это, – Алиса попыталась сгрузить мне в руки стопку документов, очевидно, только что извлеченных из кабинета своей начальницы, но я даже не пошевелилась. – Напомнить про Дали, ковер и акварели, еще… сэра Киплинга, кажется. И сказать, что теперь вы здесь за главную. И пожелать вам удачи.
Алиса вскинула глаза к потолку, но тут я заметила, как под бумагами она пытается загнуть пальцы. Затем девушка невидящим взглядом посмотрела сквозь меня и еще через секунду утвердительно кивнула, как бы подтверждая, что она, как порядочный секретарь, выполнила все свои обязанности и все в точности передала, а в дела собственного босса совершенно не собирается соваться. Ни носа. Абсолютно.
- Ты понимаешь, что это значит? – послышался голос от дверей. Я положила телефонную трубку, проведя предыдущие пятнадцать минут в бесплодных попытках дозвониться до Макса, и крутанулась в офисном кресле. В проеме, сложив руки на груди, стояла Джеки Полок.
- Пардон? – отозвалась я. - Что именно?
- Тебе теперь придется всех встречать. Демонстрировать каждую закорючку. Напрашиваться на комплименты по части нашего гениального интерьера. Изображать удовольствие, поедая канапе… Кстати, их только что привезли, и не советую тебе даже пытаться их попробовать. Ты видела Адама?
Джеки всегда слыла мастером словесных атак, так что единственное, что я способна была выдать в ответ, это..
- Нет.
- И не увидишь, - продолжила Джеки, устраиваясь на краю моего рабочего стола. В окне мигнула молния и белым всполохом отразилась в ее глазах. – Он отправился искать уединения.
- Неужели настолько плохи канапе? – недоверчиво поинтересовалась я, хотя, если честно, после всего, что случилось за эти жалкие 8 часов, думаю, не удивилась бы подтверждению. Только в этот момент я поняла, насколько устала за этот безумный день. А ведь все самое главное было еще впереди.
- Нет – фыркнула Джеки, - настолько плохим оказался его двухтомный эпос. Он только что получил отзыв редактора с требованием вернуть аванс.
- Джеки, – я с силой потерла руками лицо – не хочу показаться злобной сволочью, но откопай, пожалуйста, мсье Эдисона из кучи носовых платков, напомни ему про его непосредственные обязанности в качестве заместителя руководителя проекта, и скажи, чтобы ровно в девять он изволил быть в зале. - «И скажи ему, что мне сегодня звонила его сестра! – еле удержалась добавить я». - Потому как я все понимаю, но иначе это получается просто наглым издевательством. И еще, очень тебя прошу, забери у Алисы всю эту юридическую казуистику и вот ее спрячь куда-нибудь подальше. – Снаружи раздался грохот. В шкафу звякнули стеклянные полки.
- Не-ет – страдальчески протянула я. – Вот только этого нашим окнам внизу не хватало.
- Ха! После твоих усовершенствований им не страшен даже ураган, милая, так что не волнуйся. Да и вообще, по поводу сегодняшнего вечера не бойся – все будет совершенно замечательно, я уверена! Я и сегодня, честное слово, ни чуточки не боялась, в конце концов, - она хитро подмигнула – эклектика правит миром!
- Да что ты говоришь? А вот я испугалась до ус.. Очень сильно испугалась, поверь мне. Еще ни разу такого не было, чтобы в день открытия рушилось – причем в прямом смысле – абсолютно все!
- Ничего, дорогая, адреналин организму полезен. Видишь, в результате все замечательно устроилось?.. – удовлетворенно кивнула Джеки, спрыгивая со стола. Я вскинула брови, с трудом удержавшись, чтобы не запустить в нее чем-нибудь. Но мягкий символ нашей конторы – медведь в шляпе, своими размерами наводившей на мысль о кактусах и текиле – был и так слишком заслуженным спортсменом, чтобы им швырялись по столь ничтожным поводам.
- Да, и кстати – Джеки Полок обернулась уже в дверях, вцепившись в дверной косяк. – На кофе можешь не рассчитывать.
- Машина сломалась – закончили мы хором.
- О, вижу, ты поняла идею! – отметила Джеки и ретировалась.
Я закрыла глаза и до предела откинусь на спинку кресла, одной рукой машинально набирая номер. Джеки была в своем репертуаре, но я знала ее слишком давно, чтобы не обижаться на нее. Равно как и она слишком хорошо за все эти годы изучила меня и потому легко пропустила мимо ушей мой приказной тон.
Я знала Джеки Полок еще с университета, и это был единственный человек в этом мире, который иногда меня просто поражал. Она принадлежала к тем немногим людям, кто ни на йоту не изменился за все десять лет нашего знакомства. Джеки Полок, в отличие от своего знаменитого однофамильца, отличалась завидным постоянством как во внешности, так и в своих взглядах, касавшихся внутреннего мироустройства. Эта высокая и худая женщина всегда знала, чего хочет, и остановить ее в достижении цели могли только собственные принципы.
Надо признать впрочем, что, не смотря на долгий срок нашего с ней знакомства, она все еще оставалась для меня весьма загадочной личностью. Так, например, Джеки никогда не отличалась особенно выдающейся внешностью или фигурой – сколько я ее помнила, она всегда была очень худой, обожала темные брюки и водолазки и носила прическу в стиле Мерилин. Вот только от природы имела грифельно-черный цвет волос, которые всегда непостижимым образом оставались одной длины. При такой своеобразной готичной внешности – тут необходимо еще упомянуть и черную подводку глаз, и темный маникюр, и неизменные высокие шпильки – Джеки ненавидела любую фантастическую литературу вроде Толкиена или Желязны. Единственная книга, которую я когда-либо видела у нее, был том средневековых английских баллад. В основном же ее библиотека состояла из бесчисленного количества исторических пособий и бесконечных словарей и разговорников. Последний факт был любопытен – Джеки была настоящим полиглотом по части языка, знала большинство современных европейских и несколько древних наречий. Наверное, поэтому и на родном она говорила с незнакомым, немного странным акцентом.
Джеки Поллок жила одна, я никогда не слышали ни о каких ее родственниках или семье. Пару раз она называла имена друзей, но за все десять лет такие случаи можно было бы пересчитать по пальцам одной руки, да и тогда все ограничивалось лишь именем, без фамилии, и больше этот человек никогда, даже косвенно, не всплывал в разговорах. Она была довольно жестким человеком, но при этом имевшим четкие моральные принципы и никогда не позволявшей ни себе ни другим их нарушать. Не могу так же сказать, то Джеки была популярной личностью, что в университете, что после. Возможно, потому что люди не очень любят тех, кто видит их насквозь? А еще, я очень четко запомнила свое удивление от знакомства с ней, после стольких лет вновь встретив человека, абсолютно не приемлившего ложь.
- Да? – послышался сонный мужской голос.
- Макс! – чуть не завопила я от неожиданности. На том конце послышался зевок, от которого свело челюсти. – Макс, я никак не могу до тебя дозвониться. Слушай, – на линии что-то затрещало, послышался шум, ответ собеседника утонул во внезапных помехах. Я вскочила и встала как можно ближе к окну. – Эй! Слышишь меня? Мне нужна твоя помощь!
Закончив разговор, я долго стояла, опершись на подоконник и тупо уставившись в черноту за окном. Дождь стер все контуры, фонари и огни города в струях воды на стекле сверкали волшебными драгоценными камнями. Очертания мебели в комнате постепенно тонули в наступающей темноте, но я только обхватила себя руками за плечи и прислонилась лбом к ледяному стеклу. В тот момент я острее, чем когда-либо раньше, чувствовала грядущие изменения, четко понимая, что, по крайней мере, для меня этот вечер – последний в своем роде. Даже вне зависимости от успеха сегодняшнего мероприятия. Этот девятый вал надвигался мощно и неотвратимо, щедро подпитываемый в том числе и средствами массовой информации, во весь голос уже вторую неделю вопивших об «эпидемии» и «угрозе существованию человечества».
Первые новости об этой неизвестной напасти пришли с запада страны, где неожиданно за несколько дней погибли все петухи и кошки, включая всех котят и цыплят, очевидно, по причине неспособности автора сего действа определить половую принадлежность птиц в таком раннем возрасте. С Энглси приходили жуткие кадры, наводившие на мысли о средневековой чуме: выставленные на порог почти каждого дома коробки из-под обуви, шляп, бытовой техники, которые собирала специальная машина, по форме напоминавшая мусоровоз. Почему-то птичники самим хозяевам убирать запрещалось, и птиц, лежавших прямо на насестах, собирали специальные бригады, которые затем обрабатывали помещение бесчисленным количеством обеззараживающих растворов. Власти, правда, так и не узнавшие ничего дельного о причинах «эпидемии», опасались ее распространения среди домашнего скота. Естественно, тут же всплыли на поверхности тысячи культов и сект, в один голос заявлявшие о грядущем конце света, причем, что интересно, единственное, в чем разнились их предсказания, так это в инициаторе всего действа. Помимо уже общепринятых классиков вроде Сатаны и Иисуса, вторую жизнь получили самые разные по времени и месту персонажи, от Исиды до Ицамны. На вопрос, зачем Ицамне убивать кошек, а Исиде, очевидно, разочаровавшейся в собственном же священном животном, в свою очередь – петухов, ответить не мог никто, ни предводители культов, ни историки и религиоведы.
Но то ли мировая цивилизация действительно заскучала без острых ощущений, то ли все «шаманы» в кои-то веки выбрали чрезвычайно удачное время для выступления. Потому что примерно через неделю относительного затишья стали появляться действительно тревожные сообщения из городских больниц, в которые начали поступать люди с одинаковыми симптомами. Все растущее количество пациентов, жаловавшихся на головные боли, затруднения дыхания и слабость, вторгло мир в истерию, подобную разве что атипичной пневмонии.
Радовало одно – далеко не все были склонны верить заголовкам СМИ, судя по которым умереть уже должна была добрая половина населения Британских островов. Так, Джеки, называвшая все происходящее «английской заразой», при появлении любого такого паникера, подводила его к близлежащему окну, демонстрировала октябрь за окном и предлагала напомнить, «в какой стране мы живем».Тем не менее, количество заболевших с каждым днем все росло, в наиболее густонаселенных странах появились новости о первых смертельных случаях, и все больше фотожурналистов были готовы пожертвовать душевным спокойствием нескольких своих соотечественников ради гарантированного куска хлеба с маслом, а если сильно повезет, то и с сыром.
Что самое интересное – в этой всеобщей информационной панике люди пропускали мимо те немногие репортажи, что еще умещались на полосах газет среди всевозможных «экспертных мнений» и «свидетельств очевидцев». Те самые сообщения, после которых действительно следовало бы испугаться, потому что в последнее время появлялись они с завидной регулярностью. Маленькие статейки криминальной хроники сначала вызвали у меня стойкие мысли о собственной паранойе, но в конце концов пришлось посмотреть фактам в лицо. Факты отнюдь не радовали – нет ничего приятного в том, что ты одна понимаешь смысл происходящего.
Торжественный бой часов на Башне прозвучал гулким эхом. Больше всего в тот момент мне хотелось навсегда замереть вот так, чувствуя лбом холодную плоскость стекла, слегка вибрировавшего от стекавших по нему струек. Было ясно – двинься сейчас – и секундомер начнет свой бесстрастный отсчет, который уже ничто на свете остановить будет не в силах. Злой рок материализовался в лице Джеки, которая, очевидно, попыталась прорваться через запертую дверь. Впрочем, она как никто знала – бывали моменты, когда меня лучше не трогать. В связи с последними событиями их становилось все больше, поэтому она всего лишь тихим голосом предупредила, что оставалось полчаса. Но цифры со знаком минус уже побежали, мне оставалось лишь подчиниться.
Я с трудом оторвалась от огненной феерии за окном и молча, резким движением расстегнула чехол платья. Через тридцать минут галерея Ивонн Заудермайер открывала свои двери для особо почетных ценителей творчества современных авангардистов.